Земля в переворотах. Глава 3. Единообразие

Глава 3. Единообразие.

Доктрина единообразия.

Более двадцати пяти лет, с начала Французской революции в 1789 году до битвы при Ватерлоо в 1815 году, Европа находилась в смятении. Франция обезглавила своего короля и королеву; многие революционеры, в свою очередь, тоже отправились на эшафот. Испания, Италия, Германия, Австрия и Россия стали полями сражений. Британским островам грозила опасность вторжения, и британский флот сражался при Трафальгаре с тираном, вышедшим из революционной армии. После 1815 года было всеобщее стремление к спокойствию и спокойствию. Был организован Священный союз; Европа погрузилась в реакцию, Англия — в дух консерватизма. Неудавшаяся революционная волна 1830 года не достигла Британских островов.

Неудивительно, что в обстановке реакции на всплески революции и наполеоновские войны теория единообразия стала популярной и вскоре стала доминирующей в естественных науках. Согласно этой теории, развитие поверхности земного шара происходило на протяжении всех веков без каких-либо нарушений; процесс очень медленных изменений, который мы наблюдаем в настоящее время, был единственным важным процессом с самого начала.

Эта теория, впервые выдвинутая Хаттоном (1795) и Ламарком (1800), была возведена в ранг научного закона Чарльзом Лайеллом, молодым адвокатом, чей интерес к геологии сделал его самым влиятельным человеком в этой области, а также учеником и другом Лайелла Чарльзом Дарвином. Дарвин построил свою теорию эволюции на принципе единообразия Лайелла. Современный представитель теории эволюции Х. Ф. Осборн писал: «Нынешняя непрерывность подразумевает невероятность прошлых катастроф и насильственных изменений, как в безжизненном, так и в живом мире; более того, мы стремимся интерпретировать изменения и законы прошлого времени через те, которые мы наблюдаем в настоящее время. Это был секрет Дарвина, которому он научился у Лайелла»

Лайелл построил свое дело с убедительной диалектикой.

Ветер, солнечная жара и дождь мало-помалу крошат скалы в высокогорье. Реки уносят детрит в море. Земля опускается в результате этого процесса, который продолжается веками, пока не превратит обширную область в детрит. Затем массивная земля, словно в процессе медленного дыхания, каждая фаза которого требует эонов, снова медленно поднимается, дно моря опускается, и снова начинается разрушение скалы. Земля поднимается на возвышенное плато; последующее действие воды и ветра прорезает борозды, и мало-помалу нагорье превращается в ряд горных вершин; еще эоны, и эти высоты тоже рушатся, ветер и дождь уносят их зерно за зерном в море; мелкое море вторгается на сушу, а затем медленно отступает. Никакие великие катастрофы не вмешиваются, чтобы изменить лицо земли. Хотя спорадическое вулканическое действие имеет место, Лайелл не считал, что оно оказывает влияние на изменение лица земли, сравнимое по важности с влиянием рек, ветра и морских волн.

Что вызывает длительный процесс подъема и опускания, не было определено. Натуралисты 18 века утверждали, что наблюдали незначительное постепенное изменение уровня Ботнического залива в Балтийском море по отношению к береговой линии. Подобные процессы в прошлые геологические эпохи, должно быть, вызвали все изменения на земле: величественные горы, которые поднялись, и другие, которые были выровнены, морское побережье, которое двигалось в медленном ритме взад и вперед, и мантия земли, которая была перераспределена дождем и ветром. Согласно теории однородности, в прошлом не происходило ни одного процесса, который не происходил бы в настоящее время; и не только природа, но и интенсивность физических явлений нашего века являются критериями того, что могло произойти в прошлом.

Поскольку теория однородности все еще преподается во всех учебных заведениях, и подвергать ее сомнению — ересь, уместно воспроизвести здесь некоторые из первоначальных утверждений Лайелла, сделанных в его Принципах геологии; они служили манифестом или кредо для всех его последователей, независимо от того, называются ли они униформистами или эволюционистами. Лайелл писал:

«Было действительно замечено, что, когда мы располагаем известные окаменелые образования в хронологическом порядке, они образуют разорванный и дефектный ряд … мы переходим без каких—либо промежуточных градаций от систем горизонтальных пластов к другим системам с высоким уклоном — от пород особого минерального состава к другим, имеющим совершенно иной характер, — от одного скопления органических остатков к другому, в котором часто почти все виды и большая часть родов различны. Эти нарушения непрерывности настолько распространены, что в большинстве регионов являются скорее правилом, чем исключением, и многие геологи считают их убедительными в пользу внезапных революций в неживом и животном мире».

Таким образом, он признал, что поверхность земного шара, по-видимому, подверглась большим и резким внезапным изменениям, но он полагал, что летопись неполна и что большая часть доказательств утрачена. «В прочных рамках земного шара у нас есть хронологическая цепочка природных записей, многие звенья которой отсутствуют». Чтобы сделать это правдоподобным, Лайелл привел пример из человеческих дел. Если бы перепись проводилась каждый год в шестидесяти провинциях, изменения в численности населения, по-видимому, происходили бы очень постепенно; но если бы перепись проводилась каждый год в другой провинции и только в одной, то изменение численности населения каждой провинции между посещениями переписчиков с интервалом в шестьдесят лет было бы очень большим. Лайелл утверждал, что именно так делались геологические залежи.

Теория однородности, или постепенных изменений в прошлом, измеряемых степенью изменений, наблюдаемых в настоящем, не имеет, как признал Лайель, никаких положительных доказательств в неполной записи земной коры; следовательно, теория, основанная на argumentum ex silentio, или аргументе по умолчанию, требовала дальнейших аналогий.

«Предположим, мы обнаружили два погребенных города у подножия Везувия, сразу наложенных друг на друга с огромной массой туфа и лавы… . Антиквар [археолог! возможно, из надписей на общественных зданиях можно было бы сделать вывод, что жители более низкого и старого города были греками, а жители современного города-итальянцами. Но он рассуждал бы очень поспешно, если бы также сделал вывод из этих данных, что в Кампании произошел внезапный переход с греческого на итальянский язык. Но если впоследствии он нашел три погребенных города, один над другим, то промежуточный из них был римским … тогда он поймет ошибочность своего прежнего мнения и начнет подозревать, что катастрофы, в результате которых города были бесчеловечны, возможно, не имеют никакого отношения к колебаниям в языке жителей; и что, поскольку римский язык, очевидно, находился между греческим и итальянским, так много других диалектов, возможно, говорили последовательно, и переход от греческого к итальянскому, возможно, был очень постепенным…»

Этот часто перепечатываемый отрывок является неудачным примером, поскольку, чтобы доказать, что не было никаких насильственных изменений, Лайелл решил представить картину насильственных катастроф: слои разделены слоями лавы. Это также картина, представленная во многих геологических исследованиях. Использовать этот пример в качестве доказательства единообразия-это полет диалектики.

За сравнением следует обвинение, которое тем более энергично из-за неадекватности примера, который призван заменить геологические доказательства. Лайелл сказал:

«Казалось очевидным, что более ранние геологи не только имели скудное представление о существующих изменениях [вызванных ветром, текущей водой и т. Д.], но и совершенно не осознавали величину своего невежества. С самонадеянностью, естественно вдохновленной этой бессознательностью, они без колебаний сразу решили, что время никогда не сможет позволить существующим силам природы произвести изменения большого масштаба, тем более такие важные революции, как те, которые выявляются геологией». И он продолжил:

«Никогда не существовало догмы, более рассчитанной на то, чтобы способствовать лени и притупить край любопытства, чем это предположение о несоответствии между древними и существующими причинами изменений. Это привело к состоянию ума, в высшей степени неблагоприятному для откровенного восприятия свидетельств тех мельчайших, но непрерывных изменений, которые претерпевает каждая часть земной поверхности».

Поначалу тон этой мольбы в пользу тогдашней неортодоксальной теории единообразия был оборонительным; эта позиция не была подкреплена достаточными доказательствами. Затем, как будто некоторые аналогии с человеческими ситуациями стали настолько сильными, что смогли заменить дефектную запись природы, тон изменился и стал бескомпромиссным.

«По этой причине отвергаются все теории, предполагающие внезапные и насильственные катастрофы и революции всей земли и ее обитателей, — теории, которые сдерживаются никакими ссылками на существующие аналогии и в которых проявляется желание скорее разрубить, чем терпеливо развязать Гордиев узел».

Несмотря на используемые сильные формулировки, научный принцип, который настаивает на том, что все, что не происходит в настоящее время, не происходило в прошлом, является самоналоженным ограничением. Это не принцип в науке, а устав веры. И Лайелл закончил свою знаменитую главу соответствующим образом, призывом к вере и наставлением для верующих:

«Если он [ученик], наконец, поверит в сходство или идентичность древних и современных систем земных изменений, он будет рассматривать каждый факт, собранный в отношении причин суточного действия, как дающий ему ключ к интерпретации какой-то тайны в прошлом.»

Гиппопотам.

Гиппопотам обитает в больших реках и болотах Африки; он не встречается в Европе или Америке, в зоологических садах, где его экземпляры большую часть времени барахтаются в бассейнах, погружая свои огромные тела в мутную воду. Рядом со слоном это самое крупное из наземных животных. Кости гиппопотамов найдены в почве Европы вплоть до Йоркшира в Англии.

Лайелл дал следующее объяснение присутствия гиппопотама в Европе:
— Можно свободно размышлять о том времени, когда стада гиппопотамов выходили из североафриканских рек, таких как Нил, и летом плыли на север вдоль побережья Средиземного моря или даже иногда посещали острова у берега. Здесь и там они, возможно, выходили на берег, чтобы попастись, задерживаясь на некоторое время, а затем продолжая свой курс на север. Другие, возможно, переплыли за несколько летних дней из рек на юге Испании или Франции в Сомму, Темзу или Северн [реку в Уэльсе и Англии], своевременно отступив на юг до того, как наступят снег и лед».

Экспедиция аргонавтов с гиппопотамами от рек Африки до островов Альбиона звучит как идиллия.

В викторианской пещере близ Сеттла, в западном Йоркшире, на высоте 1450 футов над уровнем моря, под двенадцатифутовым слоем глины, содержащим несколько хорошо поцарапанных валунов, были найдены многочисленные останки мамонта, носорога, гиппопотама, бизона, гиены и других животных.

В северном Уэльсе, в долине Клуид, в многочисленных пещерах лежали останки гиппопотама вместе с останками мамонта, носорога и пещерного льва. В пещере Ка Гвин в долине Клуид «во время раскопок стало ясно, что кости были сильно повреждены воздействием воды.» Пол пещеры был «покрыт» глиной и песком, содержащим инородную гальку. Это, по-видимому, доказывало, что пещеры, находящиеся сейчас на высоте 400 футов [над уровнем моря], должны были быть затоплены впоследствии из-за их заселения животными и человеком… Содержимое пещеры, должно быть, было рассеяно морским действием во время великого погружения в середине ледникового периода, а затем покрыто морскими песками … » — пишет Х.Б.Вудворд.

Гиппопотамы не только путешествовали летними ночами по Англии и Уэльсу, но и взбирались на холмы, чтобы мирно умереть вместе с другими животными в пещерах, и лед, мягко приближаясь, нежно расстилал маленькие камешки над отдыхающими, пребывающими в мире путешественниками, и земля с ее холмами и пещерами, медленно качаясь как колыбель, опускалась ниже уровня моря, и нежные потоки ласкали мертвые тела и покрывали их розовым песком.

Сторонники единообразия сделали три предположения: когда—то не так давно климат Британских островов был настолько теплым, что гиппопотамы посещали его летом; Британские острова настолько опустились, что пещеры в холмах погрузились в воду; земля снова поднялась до своей нынешней высоты — и все это без каких-либо действий насильственного характера.

Или, может быть, это была волна высотой с гору, которая пересекла сушу, хлынула в пещеры и заполнила их морским песком и гравием? Или земля погрузилась, а затем снова появилась в каком-то пароксизме природы, в котором также изменился климат? Убежали ли животные при признаке приближающейся катастрофы, и последовало ли за ними вторгшееся море и задушило их в пещерах, которые были их последним убежищем и стали местом их захоронения? Или море смыло их из Африки, сбросило в кучи на Британских островах и в других местах и засыпало землей и морским мусором? Входы в некоторые пещеры были слишком узкими, а сами пещеры слишком «сжались» (сжались), чтобы быть убежищем для таких огромных животных, как гиппопотамы и носороги. Независимо от того, какой из этих ответов или предположений верен, и жили ли гиппопотамы в Англии или были выброшены туда океаном, искали ли они убежища в пещерах или пещеры — это всего лишь их могилы, их кости на Британских островах, а также на дне морей, окружающих эти острова, являются признаками каких-то великих природных изменений.

Айсберги.

Теория, отвергавшая возникновение катастрофических событий в прошлом, была несовместима с господствовавшим в то время учением, которое приписывало распространение дрейфа (отложение обломков горных пород, глины и органического материала, покрывающего континентальные районы) и беспорядочных валунов действию воды в виде больших приливных волн, разбивающихся о берега континентов. Нужно было найти медленно движущийся источник, способный проделать ту же работу, но за более длительное время. Лайелл предположил, что айсберги переносят камни по просторам моря. Айсберги — это отколовшиеся части ледников, которые спускаются с горных побережий к морю. Моряки в северных водах наблюдали айсберги с прикрепленными к ним кусками скалы. И если мы подумаем об огромности прошлых геологических эпох и умножим действие айсбергов как носителей земли и горных пород к прошедшему времени, мы сможем объяснить, как утверждал Лайелл, наличие беспорядочных валунов, а также почвы и гравия на суше.

Безсистемные валуны встречаются далеко от берега моря: Лайелл учил, что земля была затоплена, и тающие айсберги, путешествующие над ней, сбрасывали свой груз камней; позже земля появилась с этими, лежащими на ней, камнями. На горах встречаются нездешние валуны; следовательно, эти горы находились под мелководьем, когда айсберги, перевозившие камни из других регионов, сбрасывали их на вершины. Чтобы объяснить таким образом происхождение беспорядочных валунов, необходимо было погрузить большие части континентов в сравнительно недавнее время.

В некоторых местах безсистемные валуны распределены длинной вереницей — как в Беркшире. Айсберги не могли действовать как разумные носители, и Лайелл, должно быть, почувствовал слабость своей теории в этом вопросе. Единственной альтернативой, известной в то время, была приливная волна. Но Лайелл ненавидел катастрофы. Он одинаково ненавидел их как в политической жизни Европы, так и в природе. Характерно, что его автобиография начинается с этого описания самого яркого воспоминания о его раннем детстве:

«Мне было четыре с половиной года, когда произошло событие, которое вряд ли будет забыто». Его семья путешествовала в двух экипажах в полутора стадиях от Эдинбурга. «На узкой дороге, с крутым обрывом вверху и столь же крутым внизу, и без парапета на обочине, стадо овец спрыгнуло на дорогу и напугало лошадей [другой кареты]. Они побежали прочь и вместе с повозкой, человеком, лошадьми и всем прочим в одно мгновение исчезли из виду за рекой.» Сквозь разбитое стекло послышался шум, потекла кровь, и кто-то потерял сознание. Это первое и самое сильное впечатление детства в памяти автора теории однородности.

Дарвин в Южной Америке.

Чарльз Дарвин, который ранее бросил свое медицинское образование в Эдинбургском университете, после окончания теологического колледжа Христа в Кембридже отправился в декабре 1831 года в качестве натуралиста на корабле «Бигль», который совершил кругосветное плавание в пятилетней исследовательской экспедиции. У Дарвина был с собой недавно опубликованный том «Принципов геологии Лайельфа», который стал его библией. Во время этого путешествия он написал свой дневник, второе издание которого посвятил Лайеллу.

Это кругосветное путешествие было единственным опытом Дарвина в области геологии и палеонтологии, и он использовал его всю свою жизнь. Позже он писал, что эти наблюдения послужили «источником всех моих взглядов.» Его наблюдения были сделаны в Южном полушарии и, в частности, в Южной Америке, континенте, который привлек внимание натуралистов со времен исследовательских путешествий Александра фон Гумбольдта (1799-1804). Дарвин был впечатлен многочисленными скоплениями окаменелостей вымерших животных, в основном гораздо больших размеров, чем ныне живущие виды; эти окаменелости говорили о процветающей фауне, которая внезапно подошла к концу в недавнем геологическом веке. Он написал под 9 января 1834 года в Журнале своего путешествия:

«Невозможно размышлять об изменившемся состоянии американского континента без глубочайшего изумления. Раньше он, должно быть, кишел огромными чудовищами; теперь мы находим просто пигмеев по сравнению с предшествующими, союзными расами.»

Он продолжал так: «Большинство, если не все, из этих вымерших четвероногих жили в поздний период и были современниками большинства существующих морских раковин. С тех пор как они жили, не могло произойти никаких значительных изменений в форме земли. Что же тогда уничтожило так много видов и целых родов? Поначалу ум неудержимо спешит поверить в какую-то великую катастрофу; но таким образом, чтобы уничтожить животных, как больших, так и маленьких, в Южной Патагонии, в Бразилии, на Кордильерах Перу, в Северной Америке вплоть до Берингова пролива, мы должны потрясти весь земной шар».

Никакое меньшее физическое событие не могло бы привести к этому массовому разрушению не только в Америке, но и во всем мире. И поскольку такое событие не рассматривалось, Дарвин не знал ответа. «Вряд ли это могло быть изменением температуры, которое примерно в одно и то же время уничтожило жителей тропических, умеренных и арктических широт по обе стороны земного шара.»

Конечно, это не мог быть человек в роли разрушителя; и если бы он напал на всех крупных животных, стал бы он также причиной вымирания «многих ископаемых мышей и других мелких четвероногих?» — спросил Дарвин.

«Никто не подумает, что, скажем, засуха … может уничтожить каждую особь каждого вида от Южной Патагонии до Берингова пролива. Что мы скажем о вымирании лошади? Неужели эти равнины лишились пастбищ, которые с тех пор были захвачены тысячами и сотнями тысяч потомков скота, завезенного испанцами?» Дарвин заключил: «Конечно, ни один факт в долгой истории мира не является столь поразительным, как широкое и неоднократное истребление его жителей». Из смущения Дарвина  выросла идея вымирания видов как прелюдии к естественному отбору.

К содержанию книги: «Земля в переворотах», И.Великовский.